"Потертости и следы замятин на обложке. Нина Ивановна Гаген-Торн - плоть от плоти питерской служилой интеллигенции, четвертое поколение ее. Нина выросла на берегу Финского залива. Семья, еще со времен ее деда, кронштадтского военного врача, обрусевшего шведа, Эдуарда Давыдовича Гаген-Торна, выезжала на лето в лоцманское селение Лебяжье, в 20 верстах за Ораниенбаумом. Там, в Лебяжьем, а позже в 6 верстах от него прошло детство и юность Нины. Она лазала на сосны, ездила верхом, ходила в море на байдарке - к ужасу теток, старших сестер отца, пытавшихся опекать семью младшего брата. И закалка вольной мальчишеской жизни очень пригодилась в ее дальнейшей трудной судьбе. Но о дальнейшем она лучше расскажет сама. Книга кончается возвращением из ссылки в Ленинград. Дальше связных записей нет. Есть отрывочные дневниковые записи, не предназначавшиеся для публикации, с надписями: ""После моей смерти никому не читать, дневники уничтожить"". ""Читать только Оле"" (внучке). ""Все мои дневники отдайте в мой архив, в Пушкинский дом""."
