С тех пор, как немецкий дух впервые оторвался от существующей веры, — в той мере, в какой эта вера лишена всякой науки, или же зиждится на ее утесняющих или мертвых формулах, — с этого момента немецкая наука существует во всем своеобразии своего значения. С этого момента ее продвижение уже более не является ни случайным, ни устремленным в неопределенность (как это имеет место у других наций): у немцев есть определенная цель и необходимое направление. Довольно странно, но даже открытый раскол религиозных исповеданий определяет немецкому народу гораздо более высокую цель, нежели всякому иному. Хоть и слышатся жалобы о том, какой урон нация понесла от него, однако для чего он нужен, и куда, в конечном итоге, может привести такое противоречие в глубине нации, — на эти вопросы еще никто ответить не пытался. — Прочь всяческие мысли о возвращении назад! Всякое возвращение, за исключением того, которое происходит в результате движения вперед, есть порча и гибель. Конечно, творения мирового духа также держатся своего живого круга, перенося его на природу и историю, однако в ином и более высоком смысле. Подобно ему совершают свое продвижение творения человеческого духа. Тогда, в то время решительного отказа от унаследованной веры, немецкий дух дал обет привести эту противоположность к совершенному разрешению, а единство, из которого он вышел как из состояния невежественного, не обладающего познанием мира, однажды восстановить на более высокой ступени как осознанное единство, в более высоком смысле и широком объеме. Такова цель немецкого духа, а принесенный им обет есть то, что заставляет немца выглядеть бедным в сравнении с богатством других наций, и смиренным — на фоне их неистовства. он есть жало его ревности, которое, в то время, как те считают величайшие исследования завершенными, а высочайшие принципы — обнаруженными, — зовет его вновь и вновь подвергать сомнению основы и спускаться в необозримые глубины всякого знания. Пер. с нем. В.Линейкина. пер. с лат. А.Войцехович
