Я принадлежу к постсталинскому поколению, то есть, к последней советской молодежи. Относительно счастливой. Террор и чистки кончились, времена, по Ахматовой, настали 'вегетарианские'. Совок выдохся. В Москве открылись первые спецшколы иностранных языков. На улице Дзержинского, где я жила, открылась французская. В моей жизни это все и решило. Пока мое поколение росло, совок догнивал. В сравнении с прежними временами тогдашняя атмосфера - это уже тишина, болото. Мы и есть этот болотный плод, цветок запоздалый, где бы ни учились и кем бы ни стали. У тех, кто, как я, сочинял, пути были самые разные, но имелось общее: настоящей реализации себя не было. Свое писали - в стол. И в трясине задыхались. В двадцать лет, в тридцать, в сорок оставались начинающими 'молодыми'. Я тоже занималась черт-те чем, для справки. Увы, позднесоветское заторможенное созревание без солнца сказалось на мне стопроцентно. В прошлом веке сочинитель за сорок имел собрание сочинений, а теперь вот только-только дописываешься до себя'.
